Париж…
1910
Я сегодня всю ночь просидел до утра, —
Я испортил, волнуясь, четыре пера:
Злободневность мелькала, как бешеный хвост,
Я поймал ее, плюнул и свез на погост.
Называть наглецов наглецами, увы,
Не по силам для бедной моей головы,
Наглецы не поверят, а зрячих смешно
Убеждать в том, что зрячим известно давно.
Пуришкевич… обглоданный тухлый Гучков…
О, скорее полы натирать я готов
И с шарманкой бродить по глухим деревням,
Чем стучать погремушкой по грязным камням.
Сколько дней, золотых и потерянных дней,
Возмущались мы черствостью этих камней
И сердились, как дети, что камни не хлеб,
И громили ничтожество жалких амеб?
О, ужели пять — шесть ненавистных имен
Погрузили нас в черный, безрадостный сон?
Разве солнце погасло и дети мертвы?
Разве мы не увидим весенней травы?
Я, как страус, не раз зарывался в песок…
Но сегодня мой дух так спокойно высок…
Злободневность — гучкова и гулькина дочь —
Я с улыбкой прогнал в эту ночь.
1910
Посвящается Русским Бисмаркам
Больной спокоен. Спрячьте в шкап лекарства и посулы!
Зрачки потухли, впала грудь и заострились скулы.
Больной лоялен… На устах застыли крик и стоны,
С веселым карканьем над ним уже кружат вороны.
С врачей не спросят. А больной — проснется ли, бог знает!
Сознаться тяжко, но боюсь, что он уже воняет.
1910
Сладок свет, и приятно для глаз видеть солнце.
Екклезиаст. XI, 7
Хорошо сидеть под черной смородиной,
Дышать, как буйвол, полными легкими,
Наслаждаться старой, истрепанной «Родиной»
И следить за тучками легкомысленно-легкими.
Хорошо, объедаясь ледяной простоквашею,
Смотреть с веранды глазами порочными,
Как дворник Пэтэр с кухаркой Агашею
Угощают друг друга поцелуями сочными.
Хорошо быть Агашей и дворником Пэтэром,
Без драм, без принципов, без точек зрения,
Начав с конца роман перед вечером,
Окончить утром — дуэтом храпения.
Бросаю тарелку, томлюсь и завидую,
Одеваю шляпу и галстук сиреневый
И иду в курзал на свидание с Лидою,
Худосочной курсисткой с кожей шагреневой.
Навстречу старухи мордатые, злобные,
Волочат в песке одеянья суконные,
Отвратительно–старые и отвисло–утробные,
Ползут и ползут, словно оводы сонные.
Где благородство и мудрость их старости?
Отжившее мясо в богатой материи
Заводит сатиру в ущелие ярости
И ведьм вызывает из тьмы суеверия…
А рядом юные, в прическах на валиках,
В поддельных локонах, с собачьими лицами,
Невинно шепчутся о местных скандаликах
И друг на друга косятся тигрицами.
Курзальные барышни, и жены, и матери!
Как вас не трудно смешать с проститутками,
Как мелко и тинисто в вашем фарватере,
Набитом глупостью и предрассудками…
Фальшивит музыка. С кровавой обидою
Катится солнце за море вечернее.
Встречаюсь сумрачно с курсисткою Лидою —
И власть уныния больней и безмернее…
Опять о Думе, о жизни и родине,
Опять о принципах и точках зрения…
А я вздыхаю по черной смородине
И полон желчи, и полон презрения…
1908 Гугенбург
Ветерок набегающий
Шаловлив, как влюбленный прелат.
Адмирал отдыхающий
Поливает из лейки салат.
За зеленой оградою,
Растянувшись на пляже, как краб,
Полицмейстер с отрадою
Из песку лепит лепит формочкой баб.
Средь столбов с перекладиной —
Педагог на скрипучей доске
Кормит мопса говядиной,
С назиданьем на каждом куске.
Бюрократ в отдалении
Красит масляной краской балкон.
Я смотрю в удивлении
И не знаю: где правда, где сон?
Либеральную бороду
В глубочайшем раздумье щиплю…
Кто, приученный к городу,
В этот миг не сказал бы: «я сплю»?
Жгут сомненья унылые,
Не дают развернуться мечте —
Эти дачники милые
В городах совершенно не те!
Полицмейстер крамольников
Лепит там из воды и песку.
Вместо мопсов на школьников
Педагог нагоняет тоску.
Бюрократ черной краскою
Красит всю православную Русь..
Но… Знакомый с развязкою —
За дальнейший рассказ не берусь.
1908
Гугенбург
Вчера играло солнце
И море голубело,
И дух тянулся к солнцу,
И радовалось тело.
И люди были лучше,
И мысли были сладки —
Вчера шальное солнце
Пекло во все лопатки.
Сегодня дождь и сырость…
Дрожат кусты от ветра,
И дух мой вниз катится
Быстрее барометра.
Сегодня люди — гады,
Надежда спит сегодня —
Усталая надежда,
Накрашенная сводня.
Из веры, книг, и жизни,
Из мрака и сомненья
Мы строим год за годом
Свое мировоззренье..
Зачем вчера при солнце
Я выгнал вон усталость,
Заигрывал с надеждой
И верил в небывалость?
Горит закат сквозь тучи
Чахоточным румянцем.
Стою у злого моря